Андрес Файель - Удар [хроника одного происшествия]

Марсель Шёнфельд: Если бы он сказал нагруби вон тому-то или избей его, то я бы этого не сделал. Мелкие любезности, типа принести сигарет, я бы оказал ему.

Воспитатель: Для меня он совершенно нормальный молодой человек, который пытался найти себя в этом мире. Приходит Марсель, я говорю ему: — А где же твои волосы? Как же ты выглядишь, дружище, отращивай их поскорее. — Ну, это было пари. — Так что бритым он ходил всего несколько дней или неделю. Я не обращаю внимания на такие вещи. Я не хочу каким-то образом создавать образ врага. Я отклоняю предположение относить его к категории правых. В моих глазах он никогда таким не являлся. И я сегодня ещё повторяю: такие люди, как Марсель, вообще не имеют представление о политике. Они не понимают, что происходит, и я не могу сказать им: ты — нацист. А то, что он тогда сказал Алисе — ниггеров на костёр, они горят лучше, чем кровельный картон — но ведь это не его убеждения, а просто идиотское высказывание. У них же совсем иные способы выражения своих мыслей, они же не знают никаких других. Сегодня они считают клёвым носить красные шнурки, завтра я сменю их на другие, послезавтра я сочту потрясным видеть брюки от ночной пижамы и разгуливать в них повсюду.

Марсель Шёнфельд: В конюшне избиение продолжалось дальше. По направлению к выходу, если смотреть на яму с навозной жижей, я потребовал от Маринуса, чтобы он наклонился, встал на колени и попробовал откусить каменный край бортика кормушки. Маринус наклонился, стоя на коленях, и закусил зубами сначала край бортика. Вслед за этим он поднял голову, и мы все трое снова стали бить его.

Следователь: Как Вам пришла в голову мысль, что Маринус должен кусать этот бетонный край?

Марсель Шёнфельд: Эта идея пришла мне неожиданно в голову. Примерно за полгода до этого случая я видел по телевизору один фильм. Речь идет о фильме «Америкен Хистори Х». В этом фильме была изображена подобная сцена. Один нацист берёт в этой сцене раненого негра за волосы и кладёт его головой на каменный край бортика. Вслед за этим он вспрыгивает на голову негра. Тогда я потребовал, чтобы он снова кусал края бортика. Маринус сделал и это тоже. В этот момент у меня перегорели все предохранители. Обеими ногами я с силой прыгнул на голову Маринуса. На мне тогда были мои военные сапоги с белыми шнурками, 43 размера. Они стоят сейчас у меня дома на лестнице на чердак. После этого наступила внезапная тишина.

Биргит Шёберль: Господин Платцек, премьер-министр, был здесь через несколько дней после того, как они нашли Маринуса. Он сказал, что ничего больше не может сделать. Он может только выразить нам свои соболезнования. Какой нам прок от его соболезнований? Люди, небось, думают, только потому, что господин Платцек был здесь, что нас кто-то поддерживает. Я могла бы отказаться от визитов. От них возникает столько суматохи, столько суматохи. А кроме того, это ещё пытаются представить как социальный случай. Пришла официальная бумага из жилищной конторы. Теперь у нас стало на одного человека меньше, а мы живём на большом количестве квадратных метров, пишут они, поэтому мы не имеем больше прав на эту квартиру, должны подыскивать себе другую.

Да, а мы не можем даже оплатить погребение, мы не можем оплатить надгробный камень. Неужели немец менее ценен и достоин, чем иностранец? Платцек возлагает венки иностранцам к памятникам жертвам трагических событий или ещё куда там. Почему у него не нашлось больше ничего для нашего мальчика или вообще для молодых немцев, которых убивают. Вот тут они ничего не делают.

Эксперт: Следователь встретился с Марселем Шёнфельдом в Ораниенбурге по месту отбывания наказания. Он высокого роста, вполне крепкий, физически развит соответственно своему возрасту. Его лицо бледное и озабоченное. Во время следствия он вновь и вновь спрашивал о грозящем ему сроке заключения. Причём он остаётся в эти моменты задумчивым и углублённым в себя. Это скорее застывшее, скорбное выражение лица потом вдруг резко меняется на лучистую мальчишескую улыбку. И тогда он производит впечатление восприимчивого, нуждающегося в поддержке, эмоционально мягкого юноши. Господин Марсель Шёнфельд сообщает, что знал Маринуса в течение трёх лет. В то время семья оного перебралась в Потцлов. Это бедные люди, в какой-то мере «агрессивно ко всем» настроенные. Они то здоровались, то вдруг опять не здоровались. Их не любили.

Марсель Шёнфельд: Мы, потцловцы, совсем другие, мы, потцловцы, мы весёлые.

Эксперт: Клика господина Шёнфельда много пила, это тоже не нравилось Маринусу. Он не хотел пить вместе с ними.

Марсель Шёнфельд: Маринус ходил в школу для чокнутых.

Эксперт: У Маринуса были дефекты речи и, кроме того, он шепелявил. Господин Шёнфельд никогда не критиковал его и не передразнивал. В конечном счёте, он и сам какое-то время посещал занятия в логопедической школе. У него не сложилось впечатление, чтобы кто-то другой в деревне дразнил бы его. Затем, в начале года, Шёберли перебрались в Герсвальде.

Марсель Шёнфельд: Они были отрезаны от всех.

Юрген Шёнфельд: И что же Вы полагаете, что за водоворот был здесь, в Потцлове в 60-ые. Вон там, по соседству, был ресторан, который сейчас закрыт. А вот здесь, напротив, был другой ресторан, а там внутри него было кино. Каждое воскресенье приезжал киномеханик, и показывали кино, входной билет за 25 пфеннигов, можно было пройти. Позади Зеехаузен и Варнитц, кино на открытом воздухе, не было надобности оплачивать. Мы дожидались, пока совсем стемнеет, тогда мы проскальзывали, ну и… Были майские танцы, был праздник урожая. Празднества проводились на площади, в зале были танцы. Дальше, в направлении церкви, был огромный белый дом, там раньше был продовольственный магазин, Хенке, он всё ещё живёт там, а магазина нет. Налево от него, позади ресторана, там был раньше водосливный насос, был ещё один продовольственный магазин. Кроме того, был ещё пекарь, затем ещё мясник, а ещё у сельскохозяйственного кооператива был ещё ресторанчик, Пауль Шлехт. Затем был парикмахер, он всегда был в белом костюме, так что я думал, что он врач, я никогда не дал там постричь волосы, был старый господин Вильде, а ещё там была сберкасса внутри. Сегодня — ничего этого нет. Из 700 членов СХК остались всего лишь два. Единственный ресторан тоже закрыли. Пару человечков, которые ещё остались здесь, они могут выдворить отсюда и сделать природоохранный заповедник.

Биргит Шёберль: У меня никаких особенных контактов в деревне не было, у меня нет. Потом я познакомилась с некоторыми людьми через компанию по трудоустройству. Да, там вот мы переехали. Мальчишки тут же начали срывать наш почтовый ящик. И окна разбивали, и вообще. Я одиночка, мне никто не нужен, у меня есть чем заняться. Если я была у себя на земельном участке, я чувствовала себя там дома. Если я была на полисаднике. Я здоровалась с людьми, по именам я их не знала. Я выходила только в кооператив, говорила там «добрый день» и считала, что исполнила всё необходимое. Потцловцы, они живут в своём собственном мире. Мы были привлечёнными к нему. Детям тоже понадобилось много времени, пока они признали Маринуса. Маттиас Мухов, он был с ним до конца. Это, это не было подражанием или подобием. Но, когда я вижу отца семейства Шёнфельд, который усаживается здесь и говорит: мы не убийцы. — А кто же вы тогда? Кто же вы? Вы, конечно же, убийцы. Ведь это же вы вырастили таких детей.

Ютта Шёнфельд: 1994 год, год, когда мы прибыли в Потцлов… Тяжело, я никак не могла здесь освоиться. Потому что до того мы жили в Пренцлау, а теперь вот оказаться в деревне. Я всё равно здесь ни к кому не ходила, даже в супермаркет, была практически здесь, во дворе (усадьбе). Вот так я и была с Марко и Марселем в этой деревне, где мы никого не знали. Марко так и не смог здесь освоиться. Марсель, тот — да, а Марко — нет.

Марко Шёнфельд: Моя мать работала поварихой, часто и по субботам и по воскресеньям. Ребёнком я часто был у дедушки и сидел с ним на тракторе. На него можно было положиться, он был надёжный человек. Когда я сплю, я, наверное, выгляжу точно так же, как бабушка Амми, когда она умерла. А так я больше едва ли что помню из прежних времён. В 16 лет я приехал в Гютерфельде. Подготовительный год обучения, был более года там. Но потом я сорвался, по недоразумению избил мастера. Он был пьян. Не мог вообще ничего вспомнить. На следующий день пришёл на работу, а они мне сказали: Можешь сейчас же отправляться домой, ты исключён.

Эксперт: Господин Марко Шёнфельд уже неоднократно привлекался к уголовно-правовой ответственности. В справке федерального центрального регистра от 12.01.2001 мы находим 17 записей. При этом в основном это были кражи, езда без водительских прав. Наряду с этим, нарушение мира и покоя в доме, повреждение и порча вещей, обман, вымогательство, патологическое опьянение и телесные повреждения. Марко Шёнфельд после неоднократных предупреждений был приговорён в 1999 году к трём годам без права на условное освобождение и 3 июля 2002 года был освобождён из-под стражи, за девять дней до убийства в Потцлове. Спустя четыре недели господин Шёнфельд ворует автомобиль, при этом он насильственно выталкивает из машины её владельца. На этой машине Марко Шёнфельд едет в Пренцлау. Вместе с двумя сопровождающими он случайно встретил чёрного африканца Нейла Даухайта и без всякой видимой причины избил его до состояния, требующего помещения в больницу. За это в октябре 2002 года судом Земли Нойруппин он приговаривается к лишению свободы на три года. В ноябре 2002 года он, находясь в заключении, конфронтируется с убийством Маринуса Шёберля. Он отказывается от дачи каких бы то ни было показаний.